комнаты заставили цветами и подарками. Видимо, Оливия пользовалась успехом. Какое-то странное тепло разлилось в груди. Они только-только сели на диван и посмотрели вниз, как два официанта принесли им заказанные напитки и закуски. Том с интересом разглядывал микрофон, покрытый позолотой и стразами.

– Итак, что там по твоей особенности. Можешь рассказать немного? Точнее, написать. – Оливия поставила локти на стол и стала смотреть, пока Том быстро строчил в блокноте. – Подпиши, кстати, парочку слов, как тебе шоу. Мы с друзьями в Нью-Йорке почти месяц. У меня уже даже не слышно французского акцента. Через неделю мы вернемся в Париж и я забуду английский, пропали труды моего друга и учителей. – Она отпила коктейль и протянула руку за листком. – Так, что тут у нас. – Оливия облизала накрашенные губы.

– До четырех лет я не говорил и не пел. Потом моей маме подарили кассетник, и, наслушавшись старых песен, я начал петь. Психиатр определил, что проблем с мышлением у меня нет, как и с возможностью писать и считать. Однако вербально я могу передавать мысль только посредством строчек из песен. Вот так. Доктор не смог найти причины, вероятно, это изменение в мозге.

Оливия отпила один коктейль, затем другой.

– Невероятно. Очень интересно. Никогда не сталкивалась ни с чем подобным. И что, всю свою жизнь ты пел? Или предпочитаешь вот так, листками?

«Она в курсе, что зачитывать не нужно? Я как бы знаю содержание».

– Ты симпатичный, если еще и поешь хорошо, то Нью-Йорк для тебя – лучший город на Земле. Какие планы? Как видишь, со своим талантом я оказалась главной звездой египетского-шоу. Жизнь – непредсказуемая штука, никогда не знаешь, куда заведет. – Оливия болтала без умолку, пока Том писал. – Ты один сюда пришел, сидел за стойкой, значит, никого себе не ищешь. Странно. Обычно клубы – не место, чтобы расслабиться.

«В этом городе нет людей, с которыми я бы хотел прийти сюда».

– Так, давай почитаем. Должен же кто-то сегодня открывать рот? – Она усмехнулась.

– Приехал в Нью-Йорк, чтобы устроиться работать на Бродвее. Именно ради этого я и здесь. Хочу посмотреть, не начать ли мне с чего поменьше, но все или поют под фонограмму, или танцуют. Мне такое не очень нравится. Танцевать я умею, пою тоже неплохо…

Оливия хмыкнула, явно не доверяя этому «неплохо».

– Кажется, ты мне нагло врешь, Том. Тогда у меня к тебе вопрос… Как же ты собрался идти работать в театр, коль петь отказываешься?

– У меня есть на это причина, – протянул ей бумажку Том.

– Ты знаешь, я не могу похвастаться огромной практикой в работе психолога или психиатра, но если тебе действительно нужна помощь или… Или собеседник с улицы, которого ты скорее всего больше никогда не увидишь, то я здесь, перед тобой. – От ее слов Том засомневался… От них веяло стальной логикой. – Тем более моя особая страсть – проблемы, связанные с отношениями недалеких людей. У тебя не что-то подобное? – На её вопрос Том помотал головой. – Жаль, есть у меня опыт…

«Наверное, стоит все же…»

– Знаешь, а можем просто посидеть и посмотреть шоу, оно сегодня по-особенному прекрасно. – Оливия улыбнулась и подвинула ему коктейль и картошку-фри. – Ты пришел отдохнуть, а не разговаривать с городской сумасшедшей.

Том протянул ей лист, повернутый белой стороной вверх, словно боялся читать свои же слова. Оливия аккуратно взяла и, по привычке, прочитала вслух, но тут же пожалела о своем глупом поступке.

– В конце мая моя мама умерла от осложнений на фоне ВИЧ…

Листок выпал из рук Оливии.

От прочитанного она побледнела, что даже грим египетской принцессы не смог спрятать её страха. Заказывая закуски, коктейли, слушая историю Тома, Оливия надеялась попросить его пройти обследования у отца для статьи. Однако проблемы, с которыми она столкнулась лицом к лицу, дали ей пощечину наотмашь, выбивая последние веселые мысли из головы. Ее небрежный макияж окончательно смазался, когда слезы тонкими дорожками побежали по щекам. Оливия взяла разноцветную блестящую мантию с дивана и обернулась, словно прячась от Тома. Тот же пребывал в не меньшем шоке. Он пока ни с кем так открыто не говорил о смерти Ванессы. Казалось, каждый в его родном городе знал ее чуть ли не лично, поэтому новость разлетелась быстрее свежего выпуска газеты. Между ними повисла тишина. Они оба пытались прийти в себя. Официант принес остальные закуски. Еды хватило бы на целый пир, вот только пировать никому не хотелось.

– Расскажи о ней, – попросила шепотом Оливия, Том медленно начал писать общеизвестные факты о Ванессе. Оливия взяла листок, снова читая вслух. Ничего страшнее она уже всё равно не прочтет.

– Моя мама была по-настоящему красивой женщиной, умеющей по щелчку пальца заставлять мужчин делать все, что угодно. Она растила меня в гордом одиночестве. ВИЧ получила около десяти лет назад и плохо переносила болезнь… Игнорировала лечение…

Оливия остановилась на мгновение, чтобы взять себя в руки.

– Она очень любила меня и хотела, чтобы я стал звездой. Верила: моя ситуация не проклятие, а уникальное качество. Кроме нее из родственников у меня никого не осталось. После ее смерти я переехал в Нью-Йорк, так как в родном городе… Там делать больше нечего.

– Даже несколько предложений способны создать образ прекрасной женщины и матери. – озвучила уже свои мысли Оливия и мягко улыбнулась. – Том, я выражаю соболезнования твоей утрате. Ничто не может сравниться с потерей самого близкого человека в мире. Ты поэтому перестал петь?

– Да. – В этот раз Оливия не стала говорить вслух, а просто прочитала. – Мне тяжело начать петь, словно что-то сдерживает дыхание, голос и душу. – Снова повисла тишина: в шоу наступил небольшой антракт. Из них двоих говорить могла пока что только Оливия, и благо она отлично справлялась с этой ролью.

– Я могу понять тебя, Том. – От тусклого и еле слышимого голоса Оливии Том поднял на нее взгляд. – Моя мама умерла, когда мне было девять лет. Она… Она тоже болела и знаешь… Судьба плюет на наши надежды и планы. У нее отвратительное чувство юмора. – Оливия вытерла проступившие слезы. – После ее смерти я сильно изменилась. – Том впитывал каждое слово, как губка. – Сначала ты просто пробуешь вести себя иначе… В твоем случае – перестаешь петь и общаешься этими глупыми листками, а потом… Потом ты втягиваешься в это все, начинаешь считать, что именно так и положено. Было ли когда-то по-другому? Чем сильнее ты загоняешь себя настоящего в раковину, тем больше эта раковина кажется твоим домом, но Том. – Оливия замерла, набирая воздух в легкие. – Послушай человека, который так из